Феличита
В ноябре заливали отцы во дворе каток: выносили «что бох послал — выпить и закусить»,
матерились беззлобно-весело под шумок, возводя, всем миром счастливую дворовую жизнь.
Мы смотрели с гордостью на отцов, как они отстраивают забор, параллелограммный — к доске доска,
Заливают первый лёд и каток, уже завтра, будет совсем готов. Но малы коньки (даже без носка).
Без коньков зимой — разве это жизнь? За окном сибирский морозный ноябрь,
и рыдает, внутри меня, будущий фигурист. Мама с телефоном, по всем друзьям:
«Лида, а у вас нет малых коньков? Да, размер, где-то тридцать два... Тридцать шесть?
Пойдёт... если что, наденет с тройным носком». Мчу до Майлаховских. Второй подъезд.
Мне выносят Майечкины коньки — белые, фигурные, прекрасные, как мечта.
«Ой, тёть-Лид, спасибо!»... «Ладно, беги!»
И дуэт итальянский поёт мне: «Феличита-ааа!»
В ноябре заливали отцы во дворе каток: выносили «что бох послал — выпить и закусить»,
матерились беззлобно-весело под шумок, возводя, всем миром счастливую дворовую жизнь.
Мы смотрели с гордостью на отцов, как они отстраивают забор, параллелограммный — к доске доска,
Заливают первый лёд и каток, уже завтра, будет совсем готов. Но малы коньки (даже без носка).
Без коньков зимой — разве это жизнь? За окном сибирский морозный ноябрь,
и рыдает, внутри меня, будущий фигурист. Мама с телефоном, по всем друзьям:
«Лида, а у вас нет малых коньков? Да, размер, где-то тридцать два... Тридцать шесть?
Пойдёт... если что, наденет с тройным носком». Мчу до Майлаховских. Второй подъезд.
Мне выносят Майечкины коньки — белые, фигурные, прекрасные, как мечта.
«Ой, тёть-Лид, спасибо!»... «Ладно, беги!»
И дуэт итальянский поёт мне: «Феличита-ааа!»